- Простите, мистер Саммерс, но это абсолютно исключено… Вам, как никому другому, должно быть известно, что у нас частная клиника, и имена пациентов строго конфиденциальны.
Сухопарый старичок, расположившийся за огромным, угловатым, как отколотый от Рашморского барельефа нос Линкольна, письменным столом, жеманно поправил старомодные круглые очки, скорее всего даже без диоптрий, и пожал плечами.
- Разумеется, известно. – Не без раздражения кивнул офицер – он потратил битый час в душной приемной, ожидая окна в плотном графике приемов доктора Марэлло – ведущего психоаналитика клиники Денборо. – Но и вам должно быть понятно, что это далеко не шутки! Гибнут люди! Сейчас не до дурацких принципов!
- Это не дурацкие принципы, а политика клиники. Люди обращаются к нам с проблемами, которых, зачастую, стыдятся, и не без оснований. Общество порочно, мистер Саммерс. Тяжелые, темные мысли, которые раньше легко удавалось загнать глубоко в подкорку, просачиваются наружу, потому что мы стали слишком свободными… Кто-то мечтает об убийстве босса, кто-то избивает супругу, кто-то видит во снах несовершеннолетнюю соседскую дочку… Мы хотим помочь этим людям и гарантируем, что никакая информация не покинет стен моего кабинета. Но представьте на секунду, что мы вдруг начали разглашать информацию о наших клиентах, пусть даже полиции! Как вы считаете, увидим ли мы их здесь снова?
Доктор привстал и вопросительно взглянул на Саммерса. Тот хмуро молчал – ответить было нечего.
- Вот именно. – Подвел черту Марелло. – Мы потеряем их всех. Или того хуже – спровоцируем на совершение поступков, от которых старались отговорить!
- Послушайте, доктор… - Саммерс попытался собраться с мыслями. Переспорить человека, который знает, как вы мыслите – та еще задачка. – Я вам уже объяснял. Мне не нужно «грязное белье», только имена… Как минимум двое ваших «пациентов» подорвали себя в центре Нью-Йорка!
Офицер активировал галофон, и в воздухе, мелко вибрируя, возникли вырезки из стерео газет с фотографиями мест терактов. Пожары, обрушенные стены домов, тела людей.
- Мы знаем, - продолжил Саммерс, наблюдая за реакцией старика на снимки, - что никто из «террористов» никогда не был замечен в антиправительственной активности. Все как один – достойные граждане и примерные сотрудники. На лицо факт психологической обработки…
- Вы намекаете, что… - Начал было профессор, багровея от возмущения.
- Нет, что вы! Вас никто не обвиняет! Но на сегодняшний день совершено семь терактов, и все что нам известно, это то, что двое из преступников посещали вашу клинику. Если в списках пациентов окажутся и остальные пятеро – это даст нам хоть какую-то зацепку.
- Прошу прощения, доктор Марэлло… - Ожил внезапно галофон профессора. Офицер узнал голос симпатичной ассистентки, за разговором с которой он коротал время в приемной. – Это Стейси. Я, кажется, забыла ID-карту в кабинете. Передайте, пожалуйста, охраннику, чтоб пустил меня…
- Вот же бестолковая… - Рассеяно пробормотал доктор и провел рукой по голограмме, переключаясь на связь с вестибюлем.
Саммерс, будто бы изнывая от нетерпения, принялся слоняться по кабинету от стены к стене, сам же в это время судорожно сканировал обстановку встроенным в галофон сенсором в поисках хоть какой-то информации. Надежды на успех было немного – даже упакованный в его гаджет набор боевых программ не смог бы проломить защиту компьютера Марелло меньше чем за час.
Офицер вдруг обнаружил на краю полки с древними бумажными книгами белую пластиковую карточку с изображением смазливой мордашки Стейси. Кинув осторожный взгляд на занятого спором с охранником Марелло, офицер смахнул карточку с полки и быстро сунул в карман плаща. Едва профессор оборвал связь, Саммерс вежливо распрощался, суетливо пожал руку озадаченному такой сменой настроения собеседнику и поспешил покинуть кабинет. До конца рабочего дня было еще около двух часов.
Было уже за полночь, когда Саммерс решил выбраться из убежища. Аккуратно провернув ручку, офицер отворил дверцу кладовки, где коротал время до закрытия в компании «спящего» робота-полотера. Огляделся – длинный белый коридор был пуст и нестерпимо ярок после пятичасовой «сиесты» в чулане. Клиника могла позволить себе жечь электричество даже ночью – небольшой ядерный реактор в подвале делал ее независимой от городской электросети.
Стараясь ступать бесшумно, он двинулся вперед по коридору к отделению психиатрии, где располагался кабинет профессора. Саммерс полагал, что в клинике есть ночная смена – сестры, дежурная бригада скорой, охрана, в конце концов, но вокруг было тихо, как в очень ярко освещенном стерильном склепе.
Позади щелкнул замок двери, заставив детектива подскочить и вжаться в стену. Однако следом раздалось характерное жужжание, и Саммерс позволил себе выдохнуть – робот-уборщик вышел на охоту. Похожий на скользящее по белому мрамору ведро, полотер ринулся в погоню за офицером, стирая один за одним оставленные тем следы. Саммерс улыбнулся – никаких тебе улик – и двинулся дальше. У него было достаточно времени, чтобы обдумать сложившуюся картину. По ней выходило, что доктор вполне может быть замешан в серии трагических преступлений, всколыхнувших «Большое Яблоко». Старый мизантроп, антиглобалист, повернутый на копании в чужих мозгах – ну чем не образ террориста номер «один»? Наверняка, с его уровнем оснащения и доступом к электронной начинке голов пациентов – вшить в подкорку запрещенные программы по контролю личности – плевое дело. Да старик вполне мог почувствовать себя вершителем судеб! Черт бы побрал эту всеобщую информатизацию, имплантаты, встроенные в мозг процессоры – страшно подумать, какой хаос творился на планете, пока правительство не взяло модное веяние под контроль! Кибер-террористы врывались в сознание людей, сводили с ума, провоцировали на преступления. Еще его отец застал времена, когда установить себе даже лицензионное ПО было таким же «безопасным» поступком, как пройтись ночью по Гарлему с плакатом «Я хочу научиться мочить нигеров!». Сейчас же – представить себе человека без галофона, настроенного на микрочип в мозгу, казалось чем-то немыслимым…
Саммерс попытался вспомнить свои визиты в клинику. Это было давно, года три назад. Молодой оперативник, что оказался в центре жестокой перестрелки в торговом центре. Вокруг свистели пули, невинные прохожие падали замертво, а он не смел сделать и выстрела в ответ, боясь причинить вред кому-нибудь из прохожих. В итоге, все виновные были арестованы и приговорены к казни, но на душе детектива остался болезненный шрам, который никак не хотел затягиваться. Страдая от сильного стресса, Саммерс записался на прием в Денборо. Управление оплатило лечение, беспокоясь о лучшем сотруднике, и ему таки помогли, всего за пару сеансов, только вот… Самих посещений он не помнил, совсем. Ни кто был лечащим врачом, ни о чем они беседовали – вообще ничего. И он был уверен, что сразу после курса терапии все помнил отчетливо, но, по прошествии лет, эту информацию будто стерли из мозга, и Саммерс даже не мог с уверенностью сказать, когда это случилось, три года назад, восемь, или вчера…
Как бы то ни было, детектив не собирался уходить с пустыми руками.
Как и предполагалось, карточка ассистентки подошла – замок радостно пиликнул, лизнув знакомое магнитное поле, и дверь слегка приоткрылась. Саммерс прошмыгнул в кабинет и сразу двинулся к столу. Не тратя времени на ручное взаимодействие, спустил с цепи боевые программы – цифровые тараны принялись крошить защиту ПК профессора. Борьба была долгой и насыщенной, но в итоге разработанные министерством обороны вирусы распахнули сознанию Саммерса ворота в базу данных клиники.
Офицер вбил имя первого нарушителя порядка и не удивился, обнаружив его анкету. Сверившись с базой данных, он довольно улыбнулся. На анкете был изображен молодой человек двадцати пяти лет, содержался в клинике всего неделю по причине нервных срывов, возникших после дележки квартиры с женой при разводе. Саммерс поочередно вбивал имена подозреваемых, каждый раз “вытягивая” нужную ему анкету. Все являлись посетителями Денборо. Скопировав анкеты и некоторые документы, связанные с личным делом профессора, на свой галофон, офицер уже было хотел покинуть кабинет, но одна беспокойная мысль удержала его от поспешного решения. Почему же на его память будто бы поставили ограждающий барьер? Вероятно, здесь сохранилась его анкета, где можно найти все ответы! Вот на экране уже впечатывается “Саммерс”, “выдирая” из базы одну единственную анкету с данной фамилией.
- Мистер Саммерс, - из динамика, стоящего на столе, раздался насмешливый женский голос – узнали? Это я, Стейси, ассистентка. – Она издала негромкий смешок. – Я знала, что вы не отличаетесь от остальных простаков, помыкать которыми одно удовольствие. Оставить карточку на столе, выждать момент вашего прихода, вовремя позвонить... А дальше достаточно знать азы человеческой психологии, чтобы предугадать ваши действия. Кстати, не советую даже пытаться шелохнуться, на некоторое время вы парализованы – особенность одного из медленно действующих вирусов, которые вы “подцепили” на сеансах, - он активируется, когда отключается первый, здорово, правда? Последний из них вскоре придет в фазу полной активации.
Чем сильней Саммерс сопротивлялся, тем острей ощущал вполне реальную боль от вируса, прогрызающегося через пласты автоматического щита, который внедряется каждому служащему офицеру, и проделывающего в его обороной системе новые трещины и хитрые лазейки.
- Против вас я ничего не имею, но... Вы забрались слишком далеко – босс начал волноваться. Марелло? Ох, я вас умоляю! Безобидный старикан, он даже не подозревает, что я умудряюсь проворачивать у него под носом. Нет, мистер Саммерс, мой наниматель – человек куда более серьезный… Впрочем, я заболталась! Прощайте… Жаль, вы не на той стороне, офицер.
Устройство щелкнуло еще раз - связь прервалась.
Саммерс стоит посреди узкой металлической лестницы, расположенной в подвале. Под лестницей – провода и кучи мусора. Впереди – реактор, обеспечивающий больницу энергией. Реактор, взрыв которого сравняет госпиталь с землей.
Шаги офицера звонким эхом разлетаются по узкому техническому коридору. Саммерс практически не контролирует себя - тело само движется вперед. Медленно. Осторожно. Словно он идет по минному полю. Шаг. Осталось чуть-чуть. Каждый блюститель закона обязан жертвовать собой. Шаг. Система защиты смягчила действие последнего вируса, захватившего тело, позволяя полицейскому с огромным трудом перехватить контроль над рукой. Шаг. Пальцы вцепились в рукоять пистолета.
Остался шаг… последний шаг.
“Патриотизм: убеждение, что твоя страна лучше других потому, что именно ты в ней родился”.
Джордж Бернард Шоу.
Три четверти населения США испытывают огромное чувство гордости оттого, что они американцы. Иными словами – подавляющее большинство. Правда, если говорить откровенно, то я считаю, что гордиться своей случайной географической расположенностью – как минимум непрактично, а уже потом – глупо. Конечно, я никогда не сомневался в могуществе своей страны, доказанном хронологией наших военных и экономических побед, подавно – в патриотичности ее жителей. Но мне ненавистна их маниакальная страсть доказать это на практике любому забредшему не в тот район Канадцу. Наталкивает на мысль, что лучшая защита от чужого – это нападение. Несогласие с данным предположением и оправдывает мою ненависть к варварской патриотичности. Агрессия часто выступает в роли щита, когда заканчивается последний разумный аргумент. Но если это истина, тогда возникает иной вопрос - что защищает Американец? Свое государство или самого себя?
***
Несомненно, мы очень патриотичны. Но бывают моменты, в которые нависающие над тобою чопорные высотки Нью-Йорка, пытаясь перекричать вопли вечно спешащих электромобилей, с самого утра издевательски интересуются: “Эй, приятель, как ты?” На что хочется дать вполне лаконичный ответ: “Идите к вашему бюрократическому дьяволу! Самообманывайтесь дальше, если утро в этом муравейнике кажется вам оздоровляющим”.
В последнее время мне с трудом удается заснуть. Изломанный ритм вечно-движущегося города выжимает весь воздух из легких. Мне не уснуть, не выпив “Бромивозал”. Депрессией я не страдаю, так что иногда позволяю себе употребить “Прозак”. Распространенный антидепрессант. Без этого действительно тяжело обойтись, хоть и приходится выслушивать, что американцы глотают горстями всё, что выписывают врачи. Но иначе на меня порой накатывают приступы ярости: повышается давление, в кровь выбрасывается лишняя порция адреналина и с десяток других ферментов. Конечно, таблетки – это не единственный выход. Я воспользовался советами врачей и перестал на ночь смотреть треклятый ящик. Но я до сих пор помню, как в нем попеременно мелькали тошнотные образы проституток, превосходящих своей красотой даже каменных ангелов, заполонивших Грин-Вуд.
***
Я никогда не мечтал жить в огромном дворце, где на одну семью приходится десяток комнат. Искусственная пустота этих залов пропорциональна размеру эго их хозяев. А еще в них никогда ничего не происходит. Дом, в котором живу я, мало чем отличается от остальных комфортабельных, по полной обустроенных кондоминиумов, но каждый из них – кладезь сплетен и компроматов. Напротив моего дома стоит очень “веселая” постройка. В одном окне - ролевые игры, в другом - девушка избивает парня почти каждый день, а в третьем – притон кибер-наркоманов, догоняющихся «Взведенным курком».
Вот и получается, что вся красота не на сцене - она за ширмой.
Сегодня, к примеру, какой-то мужчина, вглядываясь в свой новый, еще более дорогой, но на деле ничем не отличающийся от сотни «устаревших» моделей, галафон, читал книгу, в то время как в соседней комнате пялили его дочь…
Казалось бы, зачем вообще нужен телевизор, когда вокруг нас создаются истории, разворачиваются трагедии?
***
Что в жизни, что в кино – люди только играют роли, набивая себе цену. Показательная красота и девственный разум.
Казалось бы, вот смотришь на мужчину, пробегающего мимо тебя, а он весь как из дешевого рекламного ролика. Высокий и поджарый. Явно переигрывает. Он уже рядом, усердно жует жвачку, сверкая белоснежной улыбкой. Хочу преградить дорогу, вытащить эту резиновую дрянь прямо из его рта и сказать: “Маркетологи врут. Она не избавит от кариеса, чего не скажешь о твоей кратковременной памяти. Не заменит зубную пасту, но зато щёлочь, образующаяся в слюне при ее жевании, разъест имеющиеся пломбы или коронки”. Он не знает этого, потому что его зубной врач должен лечить и отбеливать зубы, так как тому платят не за дешевые советы. Это привилегия телеэкрана, а он, как известно, плохого не посоветует.
Меня тоже можно упрекнуть в употреблении таблеток, но, если честно, многие из них выписаны мне опытным врачом.
***
Люди всегда раздражали меня своей недальновидностью, заставляя испытывать то некую снисходительность - жалость, если хотите, то неконтролируемый гнев. Чего далеко ходить? К примеру, скажи им, что купил некую картину… неважно, кто ее нарисовал - Стефан Бонне или Гойя. Плевать, не обязательно это должна быть картина! Приобретая абсолютно любое произведение искусства, ты понимаешь, что автор своим видением мира угодил твоему мировоззрению. А стоит ли что-то говорить, если работа изменяет личность, дает шанс взглянуть на жизнь несвойственным для тебя взглядом? Если это так, то покупка себя оправдывает. Но многие ли это понимают? Тебя буду презирать, если не скажешь, что купил картину ради интерьера... что схватил со скуки первую же попавшуюся книгу с полки на досуг – тогда они поверят. Скучные жизни скучных людей. Они живут для показухи, словно манекены, поразительно похожие на людей. Покажись им живой человек – он будет сжат в тисках агрессии, непонимания и порицания.
И вот сейчас я еду в автобусе, а напротив меня сидят две страшные тетки. Именно так. Никак иначе. Одна жалуется другой на то, что сын слишком много читает; мало того, она нашла у него тетрадку, где он пишет странные фантастические рассказы. “Надо, наверное, вести к доктору”, – говорит эта тетка. Не знаю, было ли это заметно со стороны, но у меня возникло желание вцепиться ей в горло и придушить. Я ограничился тем, что представил, как нажатием некой красной кнопки деактивирую вшитый в ее голову микропроцессор портативного компьютера. Представил, как остатки ее головы окрашивают запотевшие стекла автобуса и нелепое платье ее подруги в алый цвет.
Да, мы чрезмерно патриотичны. Настолько, насколько необразованны.
***
Мне нужно попасть в Сити-Холл-парк. К муниципальному центру между Бродвеем, Парк-Роу и Чеймберс-стрит. Этот район отлично обслуживается многими автобусными маршрутами. Сейчас мой путь лежал по маршруту «M15». Вообще, под муниципальным центром пролегает несколько маршрутов метрополитена, но, простите, я не могу выдержать то, что там происходит. Безусловно, он является лучшим способом передвижения по городу, но он настолько безобразен и грязен, что люди на его фоне просто теряют свой облик. В один прекрасный момент понимаешь, что стоишь в окружении тысячи замусоленных отвратительных крыс, одетых в разнообразные штопаные-перештопанные костюмы от лучших модельеров страны. Хуже того, тебе самому начинает казаться, что и ты смотришь на них черными бусинками злобных глаз…
Вот и Нижний Манхэттен. Не успел я сойти, как мне навстречу уже несся нескончаемый поток людей, одетых по самой последней моде. Исподтишка пихаясь локтями, я продираюсь сквозь джунгли перекошенных лиц, окруженный людьми-лианами и высотками-пальмами. Здесь, на иссушенной палящим солнцем улице, бродят картонные менеджеры, обслуживающий персонал, бунтующие тинэйджеры и прочий сброд, сливающийся в ординарную биомассу, напоминающую реку из отбросов. Они отражаются в витринах необычайно огромных построек, на которых то и дело высвечиваются и гаснут как марки новоиспеченных брендов, так и старых политических акул вроде «Galaxy», поглощающей каждый день сотни мелких рыбешек. Казалось бы, что с того? Действительно, кому какая разница, если очередной несостоявшийся бизнесмен повторит то, что было нормой во времена Великой депрессии?
***
Сливаясь с толпой, я начинаю забывать, где заканчивается человек и начинается машина. Мне нравится чувствовать себя частью народа, но, в последнее время, люди, нашпигованные по самую подкорку разнообразными гаджетами, ведомые новизной, потребляют все больше наскоро штампующихся корпорациями технологий. Эти дураки заменяют себе конечности искусно сконструированными кибернетическими протезами, посчитав, что их руки и ноги недостаточно качественно функционируют! Много лет назад, наука сделала первый широкий шаг в сторону к постиндустриальному обществу, когда подумала о возможности вернуть человеку ампутированный или умирающий орган. Идея казалась потенциально реальной. Но не настолько, чтобы перестать считаться фантастикой. Тем не менее, наука упорно шла к этому моменту - и мир, в один прекрасный день, начал меняться по-настоящему. После первой удачной операции по пересадке головы человека, обреченного на смерть, прошло чуть более века. Шаги к новому времени постепенно угасли, так как теперь мы стоим на пороге нового общества. Веяние моды, пустившее свои щупальца с принудительно добровольной чипизации населения, не ослабило хватку - люди вживляли чипы в мозг, соглашаясь на тотальный контроль со стороны властей… не боясь тридцатипроцентной возможности короткого замыкания в черепушке. Кто же им, беднягам, расскажет, что службы безопасности, в случае угрозы, вольны пустить электрический импульс, который превратит вас на неопределенное время в овощ? Добровольная подконтрольность – это ли та свобода, о которой пишут и за которую умирают превозносимые ими поэты? Черт подери, если когда-нибудь человек избавится от необходимости иметь человеческое тело, можно ли будет его считать человеком? Впрочем, не моего ума вопрос - не все философы повесились в своих тесных квартирах, а ученные, вместо их матери-науки, выбрали увесистый кейс с деньгами.
***
Ратуша Нью-Йорка. Красивое здание, было бы жалко потерять такое сооружение, случись внезапно война… Что ж, думаю, меня там уже заждались. Я прошел в главный зал, направляясь в Губернаторскую комнату, являющуюся по совместительству картинной галереей. В зале две консольные спиральные мраморные лестницы, ведущие на второй этаж. Тут присутствует очень много людей: различного рода политики, репортеры, даже некоторые местные звезды. Иными словами - вся элита. Каждый норовит подскочить к тебе с хирургически выправленной улыбающейся гримасой, протягивая ухоженные гладкие руки. Лизоблюды. Как же мне хочется сорвать с вас эту спесивую маску, водрузив на голову защитную каску, и отправить с киркой наперевес в шахты, но… простите. Да, вот моя рука. Внутри себя восклицаю: “проваливайте, дайте пройти!”
Хватит одного взгляда, чтобы понять – эти люди – цитадель из грехов. Они алчны, завистливы и неимоверно жестоки. Но каждый стоит клином за свое право называться гражданином этой страны. Но так и должно быть, верно? Кто покажет народу, что такое патриотизм? Кто даст повод любить свою страну больше, чем жизнь? Кому людям верить? Только тем, кто стоит у власти. А смотря на всех этих людей, мне кажется, что понятие патриотизма превратилось в искаженную гримасу ненависти и отчаяния. Оно приняло форму их лиц… их душ. Нет, я тоже не без греха, но они… так, надо унять гнев. “Мы, прежде всего, джентльмены, а уж потом — патриоты”. Медленно пробираюсь в комнату, где от меня хотят услышать мою предвыборную речь.
Они ждут меня… хорошо. Имеющий уши да услышит.
***
Я вижу тех, кто мне отвратителен…
- …Для меня было бы большой честью занять такую высокую и ответственную должность, но я не смогу этого сделать без Вас. И мне, как никому другому, приятно чувствовать поддержку среди окружающих тебя людей! Здесь собралось так много близких и знакомых лиц, и я говорю им громадное спасибо! Также я благодарю всех тех, кто уже решил отдать за меня свои голоса. Ваша вера и надежда очень важны для меня и Америки! Главное верить в мои силы, тогда я не подведу вас…
Я живу там, где мне противно…
- …Мы живем в самой могучей стране с потрясающей историей, славящейся своими героями и отстаивающими честь гордой нации! Но спросите себя, можем ли мы вечно жить прошлым? Ни в коем случае! Обмельчали ли наши герои? Едва ли! И всем нам нужно двигаться вперед, где каждый из вас будет не просто патриотом, а героем своей родины! Мы переживаем становление нового мира, которому нужна сильная рука! Сможет ли мой оппонент справиться с этой громадиной, если в нем нет ни силы, ни крепкого стержня? Нет! Сможет ли его абсурдная программа заставить уважать нас весь мир? Снова - нет! И я рад, что вы осознаете это, ведь каждый ваш голос в мою пользу – это доказательство непоколебимой веры в США! Вам небезразлично ваше будущее, а мне не безразличны вы. Моя программа, затрагивающая каждую сферу в нашей стране, способна ускорить рост Америки весьма эффективным и надежным способом. Многие с ней могут быть уже знакомы: в план моих действий, в первую очередь, входит обеспечение города…
Я слышу тех, кто мне безразличен…
Мне надоело, как они смотрят на меня, и я кладу руку на Библию. Закрываю глаза. Прошу высшие силы благословить Америку. Но мне смешно. Будто бы Бог имеет отношение к этой смертельной гонке за пьедестал. Он не выбирает любимчиков, так как любит каждого. Кланяюсь. По помещению проносится эхо торжественных оваций и выкриков. Они любят меня больше, чем своих матерей и отцов. Они бы убили бы за меня, продали бы все на свете. Я определенно выиграю в этой гонке! Никаких сомнений – я сейчас популярнее Бога. Я единственный, кто способен изменить эту страну…
“Каждый гражданин обязан умереть за отечество, но никто не обязан лгать ради него”.
Предположительно, я обгоню ближайшего соперника более чем на семьдесят процентов. Он тоже это прекрасно понимает, а значит, стоит ожидать его шага. Он обязательно что-нибудь предпримет, ведь так всегда – кто не создает, тот разрушает. Старо как мир.
Я осматриваю соперников улыбкой победителя. Я говорю, что был очень рад выступить для них. Я говорю то, во что я не верю, а было так много сказано. Я машу рукой и покидаю сцену.
«На древе успеха много яблок, но если тебе удалось завоевать Нью-Йорк, тебе досталось большое яблоко»
Джон Фицджеральд.
Играет короткая музыкальная композиция, темно-синяя заставка c незатейливой надписью “Новости” по центру сменяется сосредоточенным лицом ведущего – вещание началось.
“Добрый вечер. Телеканал “Сейчас и Везде”. Я – Винсент Браун. Сегодня особенный день - ровно три года назад улицы “Большого яблока” потрясла небывалых размеров катастрофа, унесшая множество невинных жизней. Именно этому событию сегодня будет посвящена большая часть эфирного времени. Прежде чем начать, дорогие телезрители, всему нашему персоналу хочется почтить память пострадавших в две тысячи сто тридцатом году всеобщим скорбным молчанием. Мы не сомневаемся, что к нам присоединитесь и вы…”
Ведущий опускает взгляд, сцепляя у пояса пальцы в замок, и на минуту замирает. Позади на экране медленно всплывают диаграммы и таблицы. Выдержав паузу, он продолжает:
“Неизвестная ранее террористическая организация взяла на себя ответственность за ряд экстремистских атак на улицах Нью-Йорка, среди которых чудовищный взрыв в клинике Денборо и уничтожение офиса шерифа. Новоизбранный мэр О’Брайан принял решение ввести режим террористической угрозы. С назначением нового шерифа ужесточился ряд правоохранительных мер: активнее происходило подавление митингов; повсеместно устанавливались блокпосты; ввели комендантский час. Казалось, старые сказки антиутопистов воплотились в реальности.”
Диктор предлагает посмотреть предоставленный журналистами видеоматериал. Рабочее место сменяется роликом. Зазвучал звонкий женский голос.
“В течение последующего года мэр выслушал немало обвинений в тоталитаризме и жесткости его политики, пока, к удивлению жителей города, он внезапно не свернул программу, чем сгладил острые углы в отношении с негодующей оппозицией. И все же, за этот год, благодаря жесткой системе контроля, было поймано свыше пятидесяти человек, причастных к взрывам. К сожалению, из них не удалось извлечь информацию - при взломе их главного центрального процессора активировался скрытый вирус, сжигающий от сорока процентов коры головного мозга. Но теперь, спустя два года после окончания «Травли О’Брайана», в городе прогремел новый взрыв. Группировка под невинным названием «Сирень» вышла из тени и объявила открытую войну государству… Мир потрясен циничностью и жестокостью так называемых «анархистов высшего порядка». Абсурдно то, что те же самые правозащитники, которые раньше упрекали мэра в жестокости, начали упрекать его в бездействии!”
Снова появляется ведущий и особый ностальгический выпуск ежедневных новостей прерывается на рекламу. Я раздраженно приглушаю галафон и останавливаю гравикар. Сидящий на пассажирском сиденье Донни чудом не расплескивает из-за резкой остановки остывший капучино. Он вопросительно глядит на меня:
- Ты чего? Нам еще целый квартал ехать.
- Давай-ка пешком, а? Не хочу светить тачку.
- Может лучше установишь себе модернизированные протезы, если так любишь ходить пешком?..
- Ну кончено! – иронично усмехаюсь. – Потрачу последние гроши, чтобы сидеть в своей халупе на голом полу и сосать лапу.
- Да мы четвертую неделю пашем сверх нормы! Ты, наверное, уже на полный апгрейд тела накопил!
- Может быть… Но я как-то привязался к своему…
- Как хочешь. Пещерный ты человек, Эйб! – Расхохотался Донни, отмахиваясь здоровенной, как лопата, ладонью.
- Надо же, кому-то установили новый модуль юмора? – беззлобно ткнул его я. – Он, кажется, не работает.
Мы выбираемся из гравикара, вдохнув полной грудью смесь тумана и выхлопных газов, которую в этом городе традиционно называют воздухом. Я сразу ныряю в переулок, уверенно выбирая дорогу через дворы, пока Донни выпускает патрульного дрона. Несколько перепуганных бродяг, заметив форменные черные плащи, поспешили юркнуть в ближайший подъезд. Правильно, пусть боятся… Это – наша вотчина, наши охотничьи угодья. И сейчас мы на охоте.
Правосудие не спит – так говорят, но, как полицейский, хочу заметить – крайне сложно ловить мошенников, воров и нелегалов, когда глаза, как фотообъектив, видят картинку окружающего мира в расфокусе. Мы действительно слишком много работаем в последнее время. В городе творится настоящий хаос. Все больше людей, вдохновленных анархистской пропагандой, начинают «отстаивать гражданскую позицию». На улицах жгут машины и бьют витрины. Толпа пикетирует правительственные учреждения. В массовых стычках гибнут люди - несчастные жертвы революции. Но какая же революция без жертв? Все, что нам остается – спасти столько жизней, сколько сможем.
Донни, конечно, уже отстал. Здоровяк, кажется, совсем отвык ходить. Его нельзя винить – бедолага, как и многие, кто попался на удочку нового духа времени. Зачем напрягаться, если личный гравикар по карману даже нищим из Бронкса? А еще эти протезы... Сколько я уже видел таких скомпонованных из мозаик-деталей и закованных в железо людей? Раньше человек состоял наполовину из воды – теперь из нанороботов. Помню дискуссии в старых передачах по истории и философии. Увлекался ими в студенческие годы… не столько с научной точки зрения, сколько от впечатления от назревающей язвы – технического прогресса. В то время каждый считал актуальным спросить себя: не потеряет ли человек право называть себя человеком в новом обществе? Какой минимум плоти нужен для сохранения человечности? Что-то из разряда схоластики. Что бы сказали все эти ученые, вырванные из своего времени и попавшие в мое? О чем спорили? Что доказывали?..
У пешеходного перехода стоит заросший молодой человек лентяйского вида. В его руках, осыпаясь пеплом, затухает сигарета. Видать, последняя - после каждого затяга он разочарованно смотрит на то, как она становится все меньше и меньше. Покосился на нас с пренебрежением, и даже вызовом. Смело, учитывая, что мы имеем право на досмотр любого подозрительного прохожего. Мимо проходит пожилая леди, бросает взгляд на нас, на парня. Как ни странно, именно второму достается ее холодное презрение. Старики, кажется, еще не растеряли здравого смысла, и все эти игры молодежи в революцию их только пугают. Парень несколько секунд смотрит ей вслед, пожимает плечами и делает последнюю затяжку. Мимо пробегают громко смеющиеся дети и скрываются в тени домов, показывая средние пальцы, «демонстрируют протест». Вот уж кому в наше время есть где разгуляться. Злые. Пьяные. И совершенно безобидные, когда такие как я хватают их за шкирку и перевоспитывают по понятию государства. Глядя на них все чаще задумываюсь, почему выбрал именно эту профессию…
Имеющиеся зацепки ведут к бывшему хакеру Этану Майлсу. Вышли мы на него по чистой случайности. Начинали с возможных поставщиков оружия. Не так просто доставать взрывчатку, учитывая беспрецедентные меры безопасности в аэропортах и на КПП при выездах из города. Но умельцы, способные переправить через таможню хоть Статую Свободы, всегда находились. У нас было с десяток подозреваемых: нескольких в итоге отмели - другие вывели нас на мелкие сошки из «Сирени». Через них – на рыбу покрупнее. Провели пару арестов. И тут наткнулись на непреодолимую стену. Задержанные обшиты цифровой броней – эдакое нейронное кружево на поверхности коры головного мозга – и защищены не хуже, чем банковские сейфы. Да к тому же с неприятным сюрпризом внутри: если искусный программист все же преодолевал барьер – срабатывала система уничтожения, превращавшая голову подозреваемого в жаркое. Мы теряли задержанных одного за другим. Начальство бесновалось. Тут еще этот случай с Саммерсом… Потеряв лучшего оперативника во время теракта в Денборо, шеф с цепи сорвался. И можно его понять, ведь сверху пришел недвусмысленный сигнал – если порядок не будет восстановлен, полетят головы – и его, шерифа, первая в очереди.
И вот тогда мы сообразили – чтобы организовать такую защиту, нужны действительно крутые профи. Хакеров такого уровня едва ли наберется два десятка. Начали ворошить архивы, и по чистому недоразумению обнаружили, что нескольких досье не хватает. Боб Хайнеманн из отдела киберпреступлений, узнав о нашем расследовании, поинтересовался, ходили ли мы уже к Майлсу. Мы с Донни только руками разводили, мол нет у нас такого в базе. Обалдевший Боб принялся рассказывать, как во время первой волны терактов гонялся за этим пройдохой. Парень мало того, что опустошал счета корпораций, так еще и заметал следы так, чтобы копы буквально гонялись за собственным хвостом. Конечно, в итоге его закрыли, но мальчишка пошел на сделку - вернул почти все краденое и отделался пятью годами с досрочным освобождением. И о нем в базе данных не было ни слова! А что, мать вашу, вы ожидали от гуру взлома?
Дальше – рутина детективного дела. Родственники, знакомые, коллеги – нехитрая цепочка привела нас в общежитие на Кемптон-стрит. Сокращая через дворы, пробираемся через тесные улочки, заставленные различным мусором, выходим к скромному жилому дому. В этом районе обитали различные отщепенцы и иммигранты. Не слишком хитрая конспирация, но, на кой она вообще нужна, если в твоих руках доступ к базе полиции. Уверен, график проверок каким-то чудом обходит этот дом стороной уже более года.
Донни дежурит внизу, я поднимаюсь на третий этаж и стучу в нужную дверь.
- Откройте, полиция! – фраза, ради которой стоит рисковать жизнью каждый день… Чувствуешь себя крутым героем кинофильмов прошлого века. Правда, в тех фильмах герои живут куда дольше, чем это бывает в реальности. Щуплый мужчина с недоверчивой улыбкой открывает дверь квартиры. Ему около тридцати, но глядя на детское выбритое лицо со впалыми щеками и узкими скулами, с трудом дашь ему даже двадцать.
- Чем могу помочь? – лопочет он испугано.
- Этан Майлз? Хочу задать вам пару вопросов, – не дожидаясь приглашения, захожу и оглядываю комнату. Типичная студенческая берлога – разбросанные вещи, плакаты, обшарпанный диван...
- Ну… располагайтесь, – признал свое поражение мужчина. – Чаю?
Я не стал отказываться, раз уж парень настроен мирно, ни к чему раздувать конфликт. Этан ушел на кухню, и тут же вернулся. До меня донесся звук разогревающегося чайника.
- У вас старый прибор? – хмыкнул я. – Без синхронизации с галафоном?
- Не могу себе позволить, – хмурится Майлз. – Едва на еду хватает.
- Вот как? С вашими навыками можно зарабатывать сотни тысяч в IT компаниях вроде Galaxy…
- Нет, я с этим делом завязал! От проклятых технологий одни проблемы! – отмахнулся собеседник. – Вы, наверное, знаете, куда они меня завели в прошлый раз. Вот, решил свести технику в жизни к минимуму.
- Но не галафон? – кивнул я на прибор на тумбочке.
- Ну, всему есть предел! – лукаво улыбается Этан. – Совсем изолировать себя от мира тоже не дело. По какому вы вопросу?
- Я как раз по поводу вашей профессиональной деятельности. Мы тут недавно перетряхивали базу и заметили, что ваше досье чудесным образом из нее пропало. Не слишком страшное событие само по себе, вы же встали на путь исправления… Однако…
Глядя на взволнованное лицо парня, я решил, что стоит прибегнуть к не очень честному, но проверенному приему. Действую практически на удачу, но, если он клюнет, прижучить его не составит труда:
- …Тут вскрылась одна деталь. Видите ли, анализ работы хакера – это целая наука. Специалисты изучают код, находят закономерности, выявляют стиль его работы. Считается, что люди вашей профессии очень тщеславны, и имеют свойство оставлять так называемые сигнатуры – своего рода цифровые подписи в рабочем коде. Наши программисты взломали защиту одного из террористов «Сирени» и изучили содержимое его Головного Центрального Процессора, там нашли нечто очень похожее на ваш фирменный код. Как вы думаете, каким образом он мог туда попасть?
Парень непроизвольно поморщился при упоминании о взломе, в глазах его мелькнуло недоверие, но он быстро взял себя в руки. Дослушав мою речь, Этан лишь улыбнулся и развел руками:
- Извините, офицер, но это маловероятно. Я могу допустить, что в сеть просочились мои старые наработки, но шанс крайне мал – ведь они находятся у вас в хранилище. А что до моего досье…
В этот момент чайник на кухне начал пищать, подавая сигнал об окончании работы.
- Одну секунду! – парень поднялся и направился на кухню, но ненадолго остановился. – Вам с сахаром?
- Да, спасибо, – улыбнулся я, провожая Майлза взглядом.
Осматриваю комнату, аккуратно проверяя ближайшие ко мне ветхие полочки письменного стола. Прошло минут пять, и я заподозрил неладное. Конечно, на кухне его нет. Но зато здесь множество компьютерного хакерского оборудования, виднелась лежащая на его дне, горсть портативных носителей, помутневших от кипятка. А еще открытое окно, ведущее к пожарной лестнице…
- Ублюдок! Донни, он ушел через окно! – бросаюсь следом, не дожидаясь ответа. В эфире – гулкая тишина. Видимо мерзавец хакнул канал связи прямо во время нашей беседы. Выскакиваю наружу ровно в тот момент, когда Этан сворачивает в ближайший переулок. Крича на ходу Донни, в три прыжка преодолеваю лестницу и бросаюсь следом… Чудом избегаю просвистевшей над головой очереди! Дрон модели «Страж», надежный спутник патрульных Нью-Йорка, ни с того ни с сего открывает по мне огонь с высоты пятого этажа. Из-за угла выглядывает напарник и палит вверх, в тщетной попытке попасть в мельтешащую в воздухе цель.
- А парень-то хорош. С простого галафона взломать «Стража»! – проорал я. – Отвлеки машину, а я за Майлзом.
Донни кивает и выпускает половину обоймы в уклоняющегося дрона. Воспользовавшись маневрами машины, ныряю в проулок и мчусь следом за хакером. Он увидел меня, и на ходу, не оглядываясь, несколько раз выстрелил из миниатюрного шокера. Я не обращаю на бьющие в стенки переулка молнии внимания – желание не упустить последнюю зацепку на время подавило чувство самосохранения. Мчусь за ним по переплетению тесных улиц и домов. Периодически он пытается отстреливаться или опрокинуть у меня на пути какую-нибудь груду мусора, но в этот момент вряд ли хоть что-то может остановить меня. Погоня, охота, спина жертвы перед глазами – я стал стремительным хищником, чувствующим запах добычи.
Он выбегает на проезжую часть, с трудом уклоняясь от гравикаров, и мчит к эстакаде монорельса. С неожиданной для своей профессии прытью перемахивает через забор и кидается через пути. Вдалеке, на казавшемся обманчиво безопасным расстоянии, загудел пассажирский поезд.
- Нет, это не кино. – Шепчу я, поднимая ствол парализатора. – Такой трюк не сработает.
Оружие послушно рявкнуло, выпустив невидимый глазу заряд, а нога беглеца, до самого бедра, вдруг превратилась в бесполезный кусок одеревеневшей плоти. Этен вскрикнул, споткнулся, но каким-то чудом сумел проделать еще полшага. Ровно на полшага больше, чем нужно.
- Нет! - я уже успел осознать, какую ошибку совершил. Со скоростью сто восемьдесят миль в час состав монорельса пронесся, перерезая дорогу беглецу, но частично парализованный Майлз не в силах остановить падение. Удар приходится вскользь, но даже этого на такой скорости хватило, чтобы парня, как тряпичную куклу, отбросило на два десятка метров.
Ловя ртом воздух, я подхожу к телу… Живой.
- Включи связь, я вызову врачей…
Майлз с трудом поворачивает ко мне окровавленное лицо. С каждым словом кровь пенящимся потоком все сильнее струится по его губам:
- Вот еще… Уж лучше так подохну, чем позволю поджарить мозг у вас в застенках.
- Ну и идиот, – подытожил я. Времени совсем мало.
Погружаться в пласты памяти нетрудное занятие для квалифицированного полицейского. Взлом проходил особенно легко при участии модулей памяти по обе стороны контакта. Совершался он группой, чтобы быстрее и как можно шире проникать в потаенные уголки шифрованной информации. Но можно было совершить взлом и в одиночку. Конечно, Майлз защищен, но сейчас его мозг поврежден, оборона рассыпается на куски. Так что я пробиваюсь сквозь частокол уцелевших охранных программ, пытаясь добраться через выстроенный лабиринт к недрам памяти. Работа требует концентрации и внимания. Лишнее движение может не только приблизить смерть Майлза, но и навредить моему устройству. Ублюдки знают толк в заражении вирусами – и если оно произойдет, то в лучшем случае стоит надеяться на временный паралич. Я видел людей, которым удавалось частично вернуть контроль над собой при таких атаках. Они подобно животным неистово хватались за головы, расчесывали и терзали свою плоть в области шеи или за ухом, пытаясь вырвать сети когнитивных модулей - странная картина. Так что иногда я не знаю, что лучше: стать их марионеткой или сопротивляться… Конечно, мой взлом незаконен и о нем будет известно инспекции, но это единственный выход из ситуации...
- Не трудись, - сплюнул Майлз, - я сниму защиту...
Удивленно смотрю на умирающего - такого поворота точно не предвиделось.
- На, забирай все! Будет справедливым: моя жизнь в обмен на твою. – Он хрипло рассмеялся, но тут же поморщился от боли. С удивлением обнаруживаю, как сотни терабайт информации перекачиваются ко мне в голову.
- Вряд-ли ты успеешь просмотреть все, но когда будет известно, что данные у тебя – можешь сразу заказывать себе закрытый гроб… Считай… прощальным подарком…
Раздался характерный щелчок, и тело забилось в судорогах, а затем обмякло. Самоубийство. Вирус подорвал встроенные модули памяти, чем сжег часть коры головного мозга. Атаку вируса можно сравнить с крысой, накрытой ведром у вашего живота - она начнет искать выход, и увидит, что защитные барьеры слишком крепки, - ведро не прогрызть, и тогда идет через запасной выход – ваши нейроны.
Стою и тупо смотрю на тело Майлза. Несколько минут спустя связь восстановилась. Заговорил давно пытавшийся связаться со мной диспетчер…
- Донни, как ты там? – первым делом осведомляюсь я, но… не дожидаюсь ответа.
***
Я закончил рапорт и выжидающе смотрю на погруженного в галафон шефа.
- Скажи… - Замялся шеф, - Ты пробовал проломить его, пока засранец был жив?
Словом «проломить» мы называем грубый взлом памяти. Обычно кончающийся так, что жертва остается на всю жизнь овощем. Этакая цифровая лоботомия. Конечно, это противоречит всем нормам этики, к тому же есть более тонкие способы. Погрузиться в чужие воспоминания – современное искусство с возможностью наблюдать настоящие цвета, сюжеты и столышать настоящие звуки, зарождающиеся индивидуально в самом сознании. На это легко подсесть.
Ранее люди не умели кодировать или прятать информацию, так что она всегда была на поверхности. Если служащий порядка хотел провести допрос, то дело занимало не более пяти, десяти минут, чтобы найти и скопировать воспоминания. Но наука не стоит на месте. С каждым новым модом, зачастую нелегальным, стали появляться методы шифровки и даже внедрения вирусов, которые могли очень серьезно навредить как полиции, так и тем, кто стал торговать воспоминаниями. Черный рынок был открыт каждому, кто хотел купить воспоминание о первом убийстве маньяка или первой жертве насильника. Черт, да люди стали убивать со все большей изощренностью, чтобы повысить спрос на свои воспоминания! В городе стали строиться клиники, позволяющие стирать память, корректировать и даже вкладывать ее, словно валюту, в банк.
- Попытался, - я кивнул, – но его защита стояла до последнего.
- Хорошо, Эйб, благодарю, ты свободен, - отвечает он, не переводя взгляда с экрана.
- Могу продолжить поиски сопричастных к взрывам, если потребуется.
- Это займет время, я дам знать, когда ты мне понадобишься, - он не грубо прервал меня, едва отведя взгляд от дисплея, – а пока тебе стоит подумать над предстоящим визитом.
- Вы о мэре?
- О мэре, - неохотно отозвался шеф.
Похороны должны были организовать завтра, но именно на этот день назначена встреча с мэром. Я уже видел его ранее на одном мероприятии, посвященном назначению нового шерифа полиции.
- Мэр не любит всех этих обработанных… понимаешь? А ты практически полностью из плоти и крови, так что ему наградить тебя будет приятнее, чем общаться… с “ходящей микроволновкой”, - шеф сам был прилично «улучшен», так что произнес это без особого удовольствия.
- С каждым годом мысль о модулях становится все насущнее, - пытаюсь выдавить шутку, - может стоит себе в задницу чего-нибудь засунуть?
- На здоровье, но только после того, как мэр ее расцелует…
Я привык к невежеству на этой работе – шеф иногда страшнее любого крикливого придурка с “винтом”, но, с другой стороны, разве не так и должно быть? Да и сложно понять, когда шеф шутит…
- И когда мне ждать аудиенции? – интересуюсь я.
- Завтра за тобой заедут и отвезут к нему, а пока проваливай заниматься своими обязанностями.
- Повинуюсь, - отвечаю в манере бездушной машины и выхожу из кабинета…
***
Церемония была ничем не примечательная. Мэр О'Брайан прочитал напыщенную речь, пожал мне руку и повесил на шею роскошную медаль. Сделали пару снимков для газеты. Событие же! Нейтрализован пособник террористов. Нейтрализован… Это слово они используют, отказывая человеку даже в праве на смерть. Как бы держа дистанцию между такими как он и обычными людьми.
Когда с церемониями было покончено, а пресса стала расходиться, я уходить не спешил. Знал, что это не конец. Доставившие меня сюда громилы, которые, скорее всего, были представителями расы толкиенских орков, тоже не спешили уходить. Что ж, пусть. Я предпочел сделать вид, что их не существует, и беспечно стал разглядывать лужайку перед мэрией через окно конференц-зала.
- Весьма впечатляющая работа, – раздался голос из-за спины. Я не спеша оборачиваюсь и снова оказываюсь с ним лицом к лицу. Мэр О’Брайан.
- Спасибо. Все, чтобы обеспечить безопасность города, вы же понимаете меня, как никто.
- Да… Я тоже многим пожертвовал, чтобы обеспечить стабильность, которая у нас есть сейчас.
- В основном, жертвовали вы не собой… - Я снова отвернулся, продолжив разглядывать пейзаж.
- Не знаю, что руководствовало Майлзом, когда он отдал вам эти документы, но мы еще можем все уладить по-хорошему. Что вы хотите за молчание?
Ну, хотя бы не пытаются убить сразу. А есть за что… Согласно найденным отчетам «Сирени», организация обеспечивалась, не напрямую конечно, а через массу посредников, из подконтрольных мэру источников. Некоммерческие организации, благотворительные фонды, субподрядчики – настоящая паутина, сплетенная умелым и циничным пауком. Пауком, готовым убить тысячи человек, чтобы укрепить свой рейтинг. Так банально. Почему главные кукловоды-злодеи всегда оказываются столь опрометчивы…
- Для начала объясните, зачем?
- Вы уже не молоды, Абрахам. Видели, что было с этим городом раньше. До Меня. Слабаки-либералы привели страну на грань кризиса. Город стал сборищем отбросов со всего мира, преступность, повсеместное падение нравов, цинизм и безразличие властей. Нужна была твердая рука, чтобы встряхнуть общество, поставить его на ноги и указать верный путь. Это был самый быстрый путь наверх. Создать врага, перед лицом которого нужно сплотиться.
- Ну и что с того, что погибнут люди…
- Люди гибнут каждый день, - без тени сожаления ответил он. – До моего прихода смертность была куда выше. «Травля О’Брайана», как бы ее не ругали, спасла миллионы жизней.
- …От врага, которого вы сами и создали.
- От врага, которым люди являются сами себе, – раздраженно перебил мэр. - Однажды человечество, несмотря на прогресс в науке, начнет вести себя, как младенец с погремушкой, с которой он не знает, что еще делать, кроме как трясти ради смешного звука. Нельзя оставлять ребенка без присмотра надолго!
- А что же теперь? Вы достигли своего, пришли к власти. Почему «Сирень» вернулась? – оборачиваюсь и смотрю на него взвешивающим взглядом.
- Того, что я имею сейчас, недостаточно, – О'Брайан развел руками, словно пытаясь охватить площадь перед мэрией. - Нужно добраться на самый верх. Лишь став президентом, я смогу окончательно навести порядок.
- И сколько людей умрет, прежде чем вы наведете порядок?
- Сколько потребуется…
- Боюсь, этого я позволить не могу, - настойчиво произнес я.
- Что ж, жаль. Вы должны понимать, что в таком случае вы отсюда не уйдете. Потом вас объявят пособником террористов, совершившим покушение, а если вы поделились с прессой информацией о «Сирени», могу вас заверить, что все редакторы находятся под моим…
- Позвольте спросить, - перебиваю его, - почему вы не любите импланты?
Эта выверенная и бессмысленная игра вызвала во мне отвращение. Слишком много лет я осторожно шагаю по клетчатой доске, зная, что чего бы я не делал – итогом все равно окажется проигрыш. Важна лишь степень последствий.
- Причем тут это? - не ожидавший вопроса мэр смутился. Но тут же взял себя в руки. Профессиональный политик. – Я не доверяю тем, кто отказывается от самих себя. Я считаю, нужно ценить себя настоящего, со всеми недостатками. И бороться с ними силой воли, а не хирургическим вмешательством.
- Да. Я считаю так же. Мой друг, Донни, вот обожал их. Все советовал проапгерйдиться, а я все отказывался. Слишком любил себя, такого, какой я есть. Но мы оба не можем не признать, что импланты серьезно облегчают жизнь. Забавно, что вы назвали меня террористом… «Сирень» - ваше детище, а я во многом вдохновился их приемами.
Мэр лишь сейчас различил едва слышный писк в нижней части моего живота. Таймер закончил свой отсчет, что-то резко треснуло, словно закоротило два провода…
О’Брайан глядит в глаза Эйба – на него смотрит не человек, а гончая, настигшая добычу. Усталая улыбка озаряет его лицо в последний раз. И тонет в ослепительном пламени взрыва.
***
Происходит не просто революция – а революция сознания. Намеренное внутреннее размонтирование тысячелетней морали и скреп города. Выдвинутый на второй срок мэр погиб в результате страшного теракта. Организация, назвавшая себя «Сирень», получив достаточно сильную поддержку от правительства, часть которого примкнула к ним, обособилась от власти и объявила, что берет контроль над городом в свои руки. Первым делом они взорвали мосты, соединяющие Манхеттен с Бруклином и Бронкс с Куинс. Также повредили транспортные пути к южной части острова. В городе воцарилась паника. Обособленность и беспомощность людей в целом городе при полном контроле всей инфраструктуры со стороны террористов. Они были готовы к этому – и у них был план. Дальше можно ожидать только худшего…
Задуманная мэром революция с верхушки, но посредством низов, водящих за нос ложными терактами, обратилась фактическим разрушением города – и теперь, когда организация лишилась единого центра, она по инерции продолжает делать то, ради чего была создана. Как-то герой одной известной книги сказал, что хаос – это лестница. О'Брайан решил, что сможет по ней взобраться, но упал в полушаге от вершины. Он разбился, а лестница осталась. Округ происходят беспорядке, над головами обречённых жителей звучат знакомые до боли строчки:
“Мы живем в самой могучей стране с потрясающей историей, славящейся своими героями и отстаивающими честь гордой нации! Но спросите себя, можем ли мы вечно жить прошлым? Ни в коем случае! Обмельчали ли наши герои? Едва ли! И всем нам нужно двигаться вперед, где каждый из вас будет не просто патриотом, а героем своей родины! Мы переживаем становление нового мира, которому нужна сильная рука! Сможет ли мой оппонент справиться с этой громадиной, если в нем нет ни силы, ни крепкого стержня? Нет! Сможет ли его абсурдная программа заставить уважать нас весь мир? Снова - нет! И я рад, что вы осознаете это, ведь каждый ваш голос в мою пользу – это доказательство непоколебимой веры в США! Вам небезразлично ваше будущее, а мне не безразличны вы. Моя программа, затрагивающая каждую сферу в нашей стране, способна ускорить рост Америки весьма эффективным и надежным способом. Многие с ней могут быть уже знакомы: в план моих действий, в первую очередь, входит обеспечение города…”
Отличная работа - лёгкая, с этакой приторно-солнечной атмосферой, хорошим юмором и с действительно "немного безумными, но притягательно-милыми" персонажами. Спасибо, Elofrin за хорошие эмоции.